БИБЛИОЛИТ. Антология любимой поэзии. Вып. 12

А можно ли на самом деле «мир создать понежней»? Звучи, священный язык жрецов и волхвов! Скрипите в ночи, сологубовские качели! Всё вберёт в себя зеркало Гекаты, и вернёт сторицей…

Алфавитный указатель авторов 1 – 10 выпусков: http://www.clubochek.ru/vers.php?id=57520 Алфавитный указатель авторов 11 – 30 выпусков: http://www.clubochek.ru/vers.php?id=58638 Фёдор Кузьмич Сологуб (Тетерников) (1863 – 1927) * * * Терцинами писать как будто очень трудно? Какие пустяки! Не думаю, что так, – Мне кажется притом, что очень безрассудно Такой размер избрать: звучит как лай собак Его тягучий звон, и скучный, и неровный, – А справиться-то с ним, конечно, может всяк, – Тройных ли рифм не даст язык наш многословный! То ль дело ритмы те, к которым он привык, Четырёхстопный ямб, то строгий, то альковный, – Как хочешь поверни, всё стерпит наш язык. А наш хорей, а те трёхсложные размеры, В которых так легко вложить и страстный крик, И вопли горести, и строгий символ веры? А стансы лёгкие, а музыка октав, А белого стиха глубокие пещеры? Сравненье смелое, а всё-таки я прав: Стих с рифмами звучит, блестит, благоухает И пышной розою, и скромной влагой трав, Но тёмен стих без рифм и скуку навевает. 1894 * * * Словно бусы, сказки нижут, Самоцветки, ложь да ложь. Языком клевет не слижут, Нацепили, и несёшь. Бубенцы к дурацкой шапке Пришивают, ложь да ложь. Злых репейников охапки Накидали, не стряхнёшь. Полетели отовсюду Комья грязи, ложь да ложь. Навалили камней груду, А с дороги не свернёшь. По болоту-бездорожью Огоньки там, ложь да ложь, – И барахтаешься с ложью Или в омут упадёшь. 1895 * * * Восставил бог меня из влажной глины, Но от земли не отделил. Родные мне вершины и долины, Как я себе, весь мир мне мил. Когда гляжу на дальние дороги, Мне кажется, что я на них Всё чувствую колёса, камни, ноги, Как будто на руках моих. Гляжу ли я на звонкие потоки – Мне кажется, что это мне Земля несёт живительные соки, Свои дары моей весне. 1896 * * * Порой повеет запах странный, – Его причины не понять, – Давно померкший, день туманный Переживается опять. Как встарь, опять печально всходишь На обветшалое крыльцо, Засов скрипучий вновь отводишь, Вращая ржавое кольцо, – И видишь тесные покои, Где половицы чуть скрипят, Где отсырелые обои В углах тихонько шелестят, Где скучный маятник маячит, Внимая скучным, злым речам, Где кто-то молится да плачет, Так долго плачет по ночам. 1898 – 1900 * * * Не трогай в темноте Того, что незнакомо, Быть может, это – те, Кому привольно дома. Кто с ними был хоть раз, Тот их не станет трогать. Сверкнёт зелёный глаз, Царапнет быстрый ноготь, – Прикинется котом Испуганная нежить. А что она потом Затеет? мучить? нежить? Куда ты ни пойдёшь, Возникнут пусторосли. Измаешься, заснёшь. Но что же будет после? Прозрачною щекой Прильнет к тебе сожитель. Он серою тоской Твою затмит обитель. И будет жуткий страх – Так близко, так знакомо – Стоять во всех углах Тоскующего дома. 1905 Чёртовы качели В тени косматой ели, Над шумною рекой Качает чёрт качели Мохнатою рукой. Качает и смеётся, Вперёд, назад, Вперёд, назад, Доска скрипит и гнётся, О сук тяжёлый трётся Натянутый канат. Снуёт с протяжным скрипом Шатучая доска, И чёрт хохочет с хрипом, Хватаясь за бока. Держусь, томлюсь, качаюсь, Вперёд, назад, Вперёд, назад, Хватаюсь и мотаюсь, И отвести стараюсь От чёрта томный взгляд. Над верхом тёмной ели Хохочет голубой: – Попался на качели, Качайся, чёрт с тобой! – В тени косматой ели Визжат, кружась гурьбой: – Попался на качели, Качайся, чёрт с тобой! – Я знаю, чёрт не бросит Стремительной доски, Пока меня не скосит Грозящий взмах руки, Пока не перетрётся, Крутяся, конопля, Пока не подвернётся Ко мне моя земля. Взлечу я выше ели, И лбом о землю трах! Качай же, чёрт, качели, Всё выше, выше... ах! 1907 Вячеслав Иванович Иванов (1866 – 1949) Ливень Дрожат леса дыханьем ливней И жизнью жаждущей дрожат... Но всё таинственней и дивней Пестуньи мира ворожат. И влагу каждый лист впивает, И негой каждый лист дрожит; А сок небес не убывает, По жадным шёпотам бежит. Листвой божественного древа Ветвясь чрез облачную хлябь, – Как страсть, что носит лики гнева, – Трепещет молнийная рябь. Переводчику Будь жаворонок нив и пажитей – Вергилий, Иль альбатрос Бодлер, иль соловей Верлен Твоей ловитвою, – всё в чужеземный плен Не заманить тебе птиц вольных без усилий, Мой милый птицелов, – и, верно, без насилий Не обойдёшься ты, поэт, и без измен, Хотя б ты другом был всех девяти камен, И зла ботаником, и пастырем идиллий. Затем, что стих чужой – что скользкий бог Протей: Не улучить его охватом ни отвагой. Ты держишь рыбий хвост, а он текучей влагой Струится и бежит из немощных сетей. С Протеем будь Протей, вторь каждой маске – маской! Милей досужий люд своей забавить сказкой. <1903 / 1904> Любовь Мы – два грозой зажжённые ствола, Два пламени полуночного бора; Мы – два в ночи летящих метеора, Одной судьбы двужалая стрела! Мы – два коня, чьи держит удила Одна рука, – язвит их шпора; Два ока мы единственного взора, Мечты одной два трепетных крыла. Мы – двух теней скорбящая чета Над мрамором божественного гроба, Где древняя почиет Красота. Единых тайн двугласные уста, Себе самим мы – Сфинкс единой оба. Мы – две руки единого креста. Барка Мытарствами теней переграждённый Нил И неба синее горнило – Сон зодчего гробниц, что рано дух пленил, – Как память, сердце схоронило. Но бледным призраком из ночи гробовой Встаёт, что было встарь так ярко: Под вялым парусом, влекома бечевой, Плывёт, поскрипывая, барка. И первый из семи, в упряжке бурлака, Ещё не выступил невольник, – А в синеве желтел, над явором мыска, Её воздушный треугольник. Вот, он загородил зыбей лазурный блеск; А те, всей грудью налегая На перевязь, прошли... О, тихий скрип и плеск! Оплечий смуглых мощь нагая! И глыб гранитный груз, что молот отгранил! Вы ль сны безветренного царства? Вы марево ль теней – богов небесный Нил И душ загробные мытарства? Жарбог Прочь от треножника влача, Молчать вещунью не принудишь, И, жала памяти топча, Огней под пеплом не избудешь. Спит лютый сев в глуши твоей – И в логах дебри непочатой Зашевелится у корней, Щетиной вздыбится горбатой И в лес разлапый и лохматый Взрастит геенну красных змей. Свершилось: Феникс, ты горишь! И тщетно, лёгкий, из пожара Умчать в прохладу выси мнишь Перо, занявшееся яро. С тобой Жарбог шестикрылат; И чем воздушней воскрыленье, Тем будет огненней возврат, И долу молнийней стремленье, И неудержней в распаленье Твой возродительный распад. 1906 Уста зари Как уста, заря багряная горит: Тайна нежная безмолвьем говорит. Слышишь слова золотого вещий мёд? – Солнце в огненном безмолвии встаёт! Дан устам твоим зари румяный цвет, Чтоб уста твои родили слово – свет. Их завесой заревою затвори: Только золотом и мёдом говори. 1912 Август Снова в небе тихий серп Колдуньи Чертит «Здравствуй», – выкованный уже Звонкого серпа, что режет злато. На небе сребро – на ниве злато. Уняло безвременье и стужи, Нам царя вернуло Новолунье. Долгий день ласкало Землю Солнце; В озеро вечернее реками Вылило расплавленное злато. Греб веслом гребец – и черпал злато. Персики зардели огоньками, Отразили зеркальцами Солнце. Но пока звала Колдунья стужи, Стал ленивей лучезарный владарь: Тучное раскидывает злато, Не считая: только жжётся злато. Рано в терем сходит... Виноградарь Скоро, знать, запляшет в красной луже. 1912 Зеркало Гекаты Лунная мгла мне мила, Не серебро и не белые платы: Сладко глядеть в зеркала Смутной Гекаты. Видеть весь дол я могу В пепельном зареве томной лампады. Мнится: на каждом лугу – В кладезях клады... Лунную тусклость люблю: В ней невозможное стало возможным. Очерки все уловлю В свете тревожном, – Но не узнаю вещей, Словно мерцают в них тайные руды, Словно с нетленных мощей Подняты спуды. Снято, чем солнечный глаз Их облачал многоцветно и слепо. Тлеет душа, как алмаз В сумраке склепа. Вижу, как злато горит Грудой огня в замурованном своде; Знаю, что ключ говорит Горной породе... Бледный затеплив ночник, Зеркалом чёрным глухого агата Так вызывает двойник Мира – Геката. 1912 * * * Так, вся на полосе подвижной Отпечатлелась жизнь моя Прямой уликой, необлыжной Мной сыгранного жития. Но на себя, на лицедея, Взглянуть разок из темноты, Вмешаться в действие не смея, Полюбопытствовал бы ты? Аль жутко?.. А гляди, в начале Мытарств и демонских расправ Нас ожидает в тёмной зале Загробный кинематограф. Дмитрий Сергеевич Мережковский (1866 – 1941) * * * Октябрьский снег первоначальный... В тиши покинутых садов Как листья жёлтые печальны На раннем саване снегов! Дивясь немых аллей безлюдью, На тёмном зеркале пруда Как режет лебедь белой грудью Стекло предутреннего льда! И там, у солнечного брега, Как в первый раз побеждена Сей мёртвой белизною снега Живая крыльев белизна! <1899> * * * В небе, зелёном, как лёд, Вешние зори печальней. Голос ли милый зовёт? Плачет ли колокол дальний? В небе – предзвёздная тень, В сердце – вечерняя сладость. Что это, ночь или день? Что это, грусть или радость? Тихих ли глаз твоих вновь, Тихих ли звёзд ожидаю? Что это в сердце – любовь Или молитва – не знаю. <1909> * * * Доброе, злое, ничтожное, славное, – Может быть, это всё пустяки, А самое главное, самое главное То, что страшней даже смертной тоски, – Грубость духа, грубость материи, Грубость жизни, любви – всего; Грубость зверихи родной, Эсэсэрии, – Грубость, дикость, – и в них торжество. Может быть, всё разрешится, развяжется? Господи, воли не знаю Твоей, Где же судить мне? А всё-таки кажется, Можно бы мир создать понежней. * * * Ты ушла, но поздно: Нам не разлюбить. Будем вечно розно, Вечно вместе жить. Как же мне, и зная, Что не буду твой, Сделать, чтоб родная Не была родной? Не позже 1914 Зинаида Николаевна Гиппиус (1869 – 1945) Между Д. Философову На лунном небе чернеют ветки... Внизу чуть слышно шуршит поток. А я качаюсь в воздушной сетке, Земле и небу равно далёк. Внизу – страданье, вверху – забавы. И боль, и радость – мне тяжелы. Как дети, тучки тонки, кудрявы... Как звери, люди жалки и злы. Людей мне жалко, детей мне стыдно, Здесь – не поверят, там – не поймут. Внизу мне горько, вверху – обидно... И вот я в сетке – ни там, ни тут. Живите, люди! Играйте, детки! На всё, качаясь, твержу я «нет»... Одно мне страшно: качаясь в сетке, Как встречу тёплый, земной рассвет? А пар рассветный, живой и редкий, Внизу рождаясь, встаёт, встаёт... Ужель до солнца останусь в сетке? Я знаю, солнце – меня сожжёт. 1905 Вып. 13: http://www.clubochek.ru/vers.php?id=57654

Тематика: Не относится к перечисленному

© Copyright:   Галина Булатова  , 2015