Заходила к нему порой. Играли в четыре руки.
Восьмой класс. Молодая женщина. А он – весь в ауре музыки, одухотворённый – даже когда не играет; и влекло к нему, тянуло - вязко, тягуче.
Серебро Моцарта – будто мерцающее из-за двери. Капелька звонка вспыхивает посторонним звуком.
Он открывает – растерян, взлохмачен.
-А, это ты…
-Ага. Поиграем?
Он вновь погружается в музыку, точно проходит сквозь её сияющие слои к чему-то своему – заветному, и она рядом, пальцами роющая клавиатуру, думающая: Неужели не видит, не чувствует…
-Этот пассаж не так надо…
Тишина повисает на тонких и зыбких нитях.
-Подожди-ка…
И тянет вдруг его, тянет на ковёр – пушистый, пёстрый.
-Что, что ты? – бормочет испуганно. – Нет, нет, не надо…
Глаза её, мерцавшие таинственно, гаснут, гаснут.
И музыка вновь звучит…
И проплывают за окном бесплотные облака.
|
